На чаше весов. Следствие ведёт Рязанцева - Елена Касаткина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Домой Фёдор вернулся далеко за полночь, изрядно пьяным и без подгузников. После встречи с Вовкой забытые на время ощущения своей мужской неполноценности вновь всколыхнулись и приобрели гиперразмеры. Вовка не только отслужил в морских войсках, но и поступил в мореходку. За бутылкой виски он с гордостью рассказывал о суровых буднях настоящей мужской профессии, даже не подозревая, какую бередит рану в душе друга.
Всё вновь вернулось на круги своя. Алкоголизм прогрессировал, к тому же наметились первые признаки деградации личности. Тома решила повторить некогда спасшую положение ситуацию. Она забеременела и тут же сообщила радостную новость мужу. Реакция Фёдора на этот раз была менее восторженной, пить он не бросил, всего лишь перестал делать это дома. Теперь по пути с работы он захаживал в местную забегаловку под названием «Вишенка», пропускал несколько рюмок водки и только после этого шёл домой.
Рождение Митьки стало очередным поводом напиться. Всю неделю, пока Тамара была в роддоме, он провёл в пьяном угаре, и забирать ребёнка явился с опухшим лицом, в грязной, мятой рубахе, обдавая всех вокруг себя мощным амбре перегара. Так стыдно Томе ещё не было.
Она замкнулась. Не обращая внимания на мужа, попыталась найти счастье в детях. И возможно, её жизнь осталась бы такой навсегда. Терпение закончилось, когда доведённый алкоголем до ручки Фёдор впервые поднял на неё руку. Это стало последней каплей, и она подала на развод.
Глава двенадцатая
Строгино не зря называют белым островом Москвы. Жилой массив из бело-кирпичных высоток, окружённый с трёх сторон Москва-рекой, даже ранней весной выглядит живописно. Выйдя из машины, Махоркин и Рязанцева полной грудью вдохнули воздух, который по праву считается самым чистым в пределах столицы.
— Вот его дом. Подъезд, скорей всего, первый. — Лена указала на двенадцатиэтажное строение, к которому вела растрескавшаяся от осадков и перепада сезонных температур асфальтовая дорожка. — Пойдёмте.
Перед подъездом на лавочке сидели две пожилые женщины. Приближение незнакомой парочки насторожило обеих. Особенно пристально всматривалась в лица непрошеных гостей та, голову которой украшала поблёскивающая люрексом красная газовая косынка. Этот старомодный головной убор привлек ответное внимание Рязанцевой. Точно такую же носила её бабушка, папина мама в далёком… Лена уже и не помнила, каком году.
…Бабушка жила в частном доме, в котором не было горячей воды. В тёплое время года обходились летним душем, сооружённым из железной бочки. Солнце в Молдавии горячее, и за день вода в бочке нагревалась до вполне комфортной температуры, но с наступлением холодов нехитрое сооружение разбирали, и мыться бабушка ходила к сыну в благоустроенную квартиру.
Лена шла домой расстроенная. Ларискина Анфиска хоть и была толстощёкой, с руками-колбасками, но всё же свадебное платье с многослойной шёлковой юбкой и украшенная блестящими нитями фата автоматически определили ей место первой красавицы среди всех кукол, подвинув на второй план её Катюшу. И зачем только Ларискина сестра вышла замуж. Когда куклу-невесту сняли со свадебной машины, Лариска вцепилась в неё обеими руками и побежала хвастаться перед подружками. До этого самой красивой считалась Катюша, подаренная Лене дядей Колей на день рождения. Длинные, отливающие рыжиной волосы, обрамляли красивое смуглое резиновое личико. Мягкие, густые, чёрные ресницы были как настоящие, а пухлые губки выделялись розочкой над выступающим подбородком. Но платье на Кате было обычное, ситцевое в синий горошек, подвязанное белой атласной лентой, и этот факт позволил противной Анфиске низвергнуть красавицу Катю с пьедестала.
Из кухни вкусно пахло фаршированным перцем, но аппетита у Лены не было. Не включая в прихожей свет (почему-то все выключатели в квартире находились на недосягаемой для неё высоте), огляделась в поисках места для Кати, и тут перед глазами что-то блеснуло. На стуле лежала тонкая прозрачная ткань и переливалась серебристыми нитями. Не веря своим глазам, девочка схватила лёгкую материю и устремилась к себе в комнату. Сложив ткань так, как делала это с мамой, вырезая к Новому году снежинки, Лена начала кроить. Кукла легко проскочила в отверстие юбки, но из посечённых ножницами краёв некрасиво торчали нити разной длины. Недолго думая, девочка обмотала талию куклы атласной лентой, спрятав под неё вылезающую наружу бахрому. Ну вот, теперь Катюшка снова будет первой красавицей.
— Доченька, ты дома? — В двери показалась мама.
— Мама, смотри, какую я Катюше юбку сшила. — Лена повертела куклу, и серебристый люрекс заиграл малиновыми бликами.
— Что это? — Евгения Анатольевна взяла из рук дочери куклу, и глаза её испуганно распахнулись. — Это же… — Она оглянулась на дверь ванной комнаты, — Да и ладно.
То, что газовая косынка бабушки в то время была «писком моды» Лена узнала гораздо позже, когда на её семнадцатилетние об этой истории, смеясь до слёз, гостям поведала Евгения Анатольевна. Открытием для девушки стало и то, что, как оказалось, название своё «газовая» косынка получила не потому, что была лёгкой, почти невесомой, а в честь ближневосточного города Газа, откуда эта ткань и начала своё триумфальное шествие по планете…
Старомодной была не только красная косынка пожилой дамы на лавочке, но и то, как она была повязана. Квадрат ткани, свёрнутый в широкую полосу, ободом обхватывал уложенную плетёнкой копну волос, аккурат по моде семидесятых годов. Женщина подозрительно прищурила глаза и строгое «Стой, куда идёшь» уже готово было сорваться с её губ, но положение спасли грузчики. Тяжёлая металлическая дверь подъезда была подпёрта солидным куском непонятно от чего отвалившегося бетона (у Рязанцевой даже мелькнула мысль, что грузчики, возможно, специально возят его с собой). Это и позволило следователям беспрепятственно проскочить в подъезд вслед весёлым парням в синих спецовках, которые словно пушинку тащили огромных размеров шкаф.
В ряду неприступных металлических дверей площадки второго этажа обитая дерматином дверь в квартиру Фёдора Козявина производила впечатление гостеприимной и доброжелательной. Глазка не было, что также говорило в пользу хозяина. Звонок ласково пропел «Подмосковные вечера», почти весь куплет до конца, но дверь так никто и не открыл.
— Вот незадача. Неужели зря приехали. Куда это он мог в выходной день уйти? — Махоркин снова нажал на звонок.
— Да куда угодно. Выходной же.
— Ну и что будем делать?
Лена пожала плечами.
— Я там двери не закрыл, как думаешь, не сопрут стулья? — послышался голос сверху.
— Не сопрут. Видал, какие церберы сидят на лавке, — хохотнул в ответ другой.
— Я знаю, что делать. — Лена развернулась и быстрым шагом сбежала по ступенькам. Не столь прыткий Махоркин направился за ней.
Дама в газовой косынке на этот раз была одна.
— Добрый день, — поздоровалась Лена.
— Неужели? — недовольно зыркнула на неё женщина и завернула за ухо выбившуюся прядь волос. — А чего же сразу